Монах. Предназначение - Страница 47

– Андрей! – ворвался в голову голос Шанди – давай я налечу на него драконом и куда-нибудь унесу, или прямо тут оторву ему голову? Ты погибнешь!

– Ты подставишь себя! Не смей! Я ещё жив, а пока жив – ничего не потеряно!

– Андрей, ты на пределе – настаивала драконница – я выйду со стадиона, а потом налечу, и оторву ему башку! Позволь!

– Я сказал – нет! – яростно передал Андрей – запрещаю это! Не отвлекай, молчи!

Удар! Удар! Удар! Укол-удар! – Гортас усиливал и усиливал напор, и Андрей медленно начал отступать назад под тяжестью атаки. Он думал, думал – и вдруг вспомнил. Гортас ударил его правой рукой, свободной от сабли. Значит это правилами не возбраняется? Хорошо, посмотрим…

Андрей собрался, остановился и когда в очередной раз сабля Гортаса коснулась его клинка, нанёс сильнейший удар кулаком в челюсть противника. Тот не успел парировать, и челюсть треснула, перекосившись и вылетев из суставов. Чего-чего, а в рукопашном бое Андрей был посильнее. И знал, как и куда нужно ударить, чтобы сломать или вырвать.

Гортас сплюнул на песок окровавленные зубы, ударом слева поставил челюсть на место и снова яростно бросился а противника, залитый кровью из рассечённой скулы.

Андрей попытался ударить его свободной рукой, подцепить ногой, но сам чуть не упал – раненая нога не очень хорошо слушалась, онемелая, как колода. Да и Гортас теперь был настороже и не подпускал его на расстояние удара кулаком или ногой.

Финт, удар, финт, удар…уклон – казалось, что эта пытка будет бесконечной. У Андрея темнело в глазах, ухмыляющаяся физиономия Гортаса как будто нависала над ним. Способность регенерироваться у этого ублюдка была потрясающей.

В очередной раз отразив несколько сильнейших ударов противника, Андрей всё-таки нарвался – клинок Гортаса, обойдя защиту, вонзился в тело пробив его насквозь и выйдя со спины. Боль была такой резкой и шипучей, что внезапно муть в голове рассеялась, и Андрей понял, что ему нужно делать.

Он бросился вперёд, не обращая внимания на то, что клинок врага так и торчал в его левом боку, притянул к врага себе и вошёл в контакт с аурой.

Если он мог лечить – значит, может и калечить? Ну, так и вперёд!

Мгновенным усилием мысли Андрей загнал в ауру противника всю боль, которую он испытывал, разогнав её в десятки раз. Гортас должен был чувствовать страшную, невероятную боль – его аура стала ярко красной, такой красной, какой она никогда не бывает в жизни. Потому что ни одно существо не может выдержать такую боль.

Гортас тоже не выдержал. Его сердце разорвалось, выплеснув фонтан крови вовнутрь грудной клетки. Но он был жив, и возможно даже смог бы выжить, когда система регенерации утихомирит этот поток боли и закроет дыры в огромном, тренированном сердце. Вот только Андрей не собирался этого позволять. Отпрыгнув назад, с так и торчащей в нём саблей, Монах изо всей силы рубанул противника в шею.

Гортас в это время стоял, зажав голову обеими руками – боль в голове была настолько велика, что он ничего не слышал и не видел, полностью перекрывшись от окружающего мира. Какой там бой, какие противники – не осталось ничего кроме красной, бурлящей, ужасной боли, разрывающей голову, грудь, всё тело, будто их жгли раскалённым железом.

Сабля Андрея прошла через толстые кости руки Гортаса и потеряв силу, врубилась в шею противника. Усиленные кости оборотня ослабили удар, и вместо того, чтобы смахнуть голову с плеч, сабля лишь сильно поранила Гортаса.

Эффект от этого получился страшным и неожиданным – оборотень, от боли полностью потерявший контроль над своим разумом, стал перекидываться в Зверя. Через секунду на месте человека стоял Зверь, похудевший, но здоровый, полный сил и злобы на весь мир.

Зверь прыгнул на Андрея, встретившего его ударами клинка. Вмиг бедро человека и его бок был разодраны, как будто по ним прошлись острейшими граблями, у которых вместо штырей, которыми сгребают листья, торчали булатные лезвия.

Андрей бил Зверя саблей, кромсая его на куски, но клинок застревал в стальных мышцах, в костях Зверя, не причиняя ему вреда такого, чтобы повреждения смогли остановить это средоточие ярости и злобы.

Андрей уже изнемогал от усталости, боли и потери крови, когда внезапно пришла помощь извне: в боку Зверя выросли несколько оперённых стрел, и Зверь рыкнул, обернувшись и глядя назад – подоспели гвардейцы, под командованием Зиртона. Лучники и арбалетчики выпустили стрелы, утыкавшие существо с ног до головы и сделавшие его похожим на дикобраза.

Зверь заревел, оглянулся – к нему уже спешила стена из гвардейцев в стальной броне, со щитами и тяжёлыми копьями, которых напугался бы даже дракон. Он сделал громадный прыжок, помчался к выходу со стадиона, по дороге сбивая солдат, и роняя любопытных зрителей, не успевших убежать, затем исчез под трибуной в проходе, ведущем на улицу.

Стадион молчал, потрясённый происшедшим. На поле боя остался стоять Андрей, тяжело опиравшийся на саблю, да гвардейцы, обступившие площадку для боя со всех сторон. В песке лежала отрубленная рука Гортаса с толстенной костью, лежащая в луже крови.

Зиртон осторожно подошёл к Андрею, покачивающемуся на ногах так, как будто его колыхали порывы ветра, и спросил:

– Ты можешь идти? Или вызвать лекаря сюда? Он сейчас извлечёт из тебя саблю, потерпи…

– Саблю? – не понял Андрей и посмотрел вниз, на рукоять сабли Гортаса, так и торчавшей у него из бока – а, саблю, да…

Он схватился за рукоять и коротко выругавшись вынул клинок из себя, сплюнув нахлынувшую в рот кровь. Зиртон сморщился и укоряющее сказал: